Мне как-то посчастливилось познакомиться с мудрым человеком, обладающим блестящими познаниями в области этнопсихологии и традиционной культуры. Его суждения о трансформации традиций, принципах веротерпимости, о вероучении, нашедшем своеобразное преломление в мире алан, были завершены словами: «…Истинно ведь не только христианское вероучение». Мой случайный попутчик произвел впечатляющий словесный разворот потаенных загадок мировой истории. Просвещающее слово о замутненном прошлом близкородственных народов (среди которых блеснул и образ праотца нашей фамилии) я слушала с двойственным чувством, теряясь в догадках. Почти убедив меня в том, что религиозной практики, отражающей гуманистические воззрения Рамона, аланы стали придерживаться в IV веке (в эпоху гуннского нашествия), он ухмыльнувшись пояснил: «Нæ хохаг нымадæй» (то есть «по горской хронологии»). Моя встрепенувшаяся совесть хотела возблагодарить чуткого, тонкого, умного, пытливого собеседника за поиски истины, за его уважительное отношение к полустертому из памяти людской образу предка, за проявление беспокойства о потомках Рамона («не помнящих родства»), да только слов выражающих чувства признательности, я так и не подобрала. Из высказанных им суждений особо запомнились следующие слова: «И выдающиеся этимологи могут ошибаться. Надо помочь этимологам, надо им растолковать, что в культовом термине «Рæмон бон» два слова не намертво прикреплены друг к другу. Истину не установить, если затирать имя славного Рамона или древний культ, носящий его имя, который лишили значительности и низвели до уровня родового божества. Во имя исторической справедливости осетины обязаны сохранить в истории духовной культуры имя человека, гуманистические воззрения которого оказали значительное влияние на религиозные и нравственные представления их предков в ту эпоху, когда основой существования были набеги с целью захвата добычи, когда были подзабыты некоторые моральные принципы и обязательным элементом их верования был ритуал жертвоприношения».
Я не склонна к мистике, но все же думаю, что та встреча в поезде произошла неспроста. Спустя годы у меня возникло вполне объяснимое желание изложить то, что мне известно о прародителе и о созданном им культе Покровителя урожая.
На самом деле, в системе терминологии культов у предков осетин было понятие «Рæмон бон» (буквально: Рамона день). В ее основе собственное имя родоначальника нескольких осетинских фамилий – Рамоновых, Добаевых, Магкаевых (и др.) – и слово «бон», которое в письменных источниках впервые свидетельствуется в ХII веке в аланской формуле приветствия «добрый день», записанной византийским писателем Цецом. В «Историко-этимологическом словаре осетинского языка слово «рæмон» переводится на русский язык как «сдержанный», «спокойный», там же указывается, что «слово не документируется, но сохранилось с отрицанием «нæ» («нæрæмон»), а также в фамильном имени Рæмонтæ (Рамоновы) и, может быть, в названии праздника «Рæмон бон»… Надеюсь, что со временем будут внесены коррективы в трактовку вытесненных из обихода понятий, а пока окутанный тайной образ прародителя наводит на думы и напоминает о себе проблема обозначенная английским классиком: «Распалась связь времен…». В последние десятилетия потомками Рамона, не дорожившими славным прошлым рода, почти утрачена память о предках и о празднике, связанном с именем их прародителя. Ныне для одних Рамон – «некое космическое тело», другие склонны латинизировать светлый образ предка, мотивируя довод тем, что «для обозначения этноса осетины добавляют иногда формант – он, а значит слово «римлянин» может звучать и как «ромаг» и как «рымаг» и как «рæмон» или «ромон» (также как «ирон», «кæсгон», «дыгурон» и даже «зæххон» и т.д.)æ нашлись и такие, что, делая выводы о неаланском происхождении предка (исходя из имени), вообще приписали его к цыганскому роду… Современное поколение, как бы в оправдание незнания родословия, с ехидцей приводит начальные строки из известной басни «Гуси» в переводе К.Хетагурова, не учитывая того, что сам гениальный поэт прекрасно знал историю своего рода.
Ученые не раз писали о том, что уже в ХVIII веке наиболее древние и ценные осетинские предания находились на грани вымирания. В периодических изданиях Кавказа ХIХ века нередко появлялись воззвания к интеллигенции исследовать историю своих народов. Просветители Терской области стали постепенно собирать по крупицам бесценные материалы. Нашей благодарной памяти заслуживают те исследователи Осетии, которые, несмотря на выпады цензуры, смогли донести до нас исторические сведения, добытые у хранителей древних знаний. Скрытые под слоем веков исторические факты, стали нашим достоянием благодаря пытливой, кропотливой работе интеллигенции Осетии и прессы тех лет, в том числе и газеты «Терские ведомости», которая охотно печатала и «корреспонденции» анонимных авторов о становлении и развитии осетинского народа, ссылаясь на то, что «в дошедших трудах самых просвещенных людей минувших веков, исторические факты всегда соседствовали с предположениями, домыслами». Большой интерес читателей вызывали опубликованные в те годы статьи историков, этнографов, языковедов, фольклористов. А появившиеся в печати предания о происхождении отдельных фамилий нередко приводили к спорам и даже к серьезным разногласиям. Особое возмущение вызывали статьи, авторы которых стремясь к привилегиям, правам «потомственного дворянского достоинства», для пущей убедительности вели свое происхождение от иноземных царей и шахов. (Известно, что даже легендарный Мусса Кундухов в свое время хлопотал о создании Комиссии по разбору сословных вопросов, чтобы потягаться и за свои сословные права.) Насколько мне известно, мои сородичи никогда не ввязывались в тяжбы, чтобы доказать свое «аристократическое происхождение». Вот чего не было, того не было. Однако среди публикаций газеты конца ХIХ века была статья анонимного автора о древних верованиях осетин, суть которой сводилась к осуждению религиозной политики Российской империи, вытравившей из памяти осетин верования предков и, в частности, веру в обожествленного Рамона– Покровителя землепашцев и урожая. В том же номере газеты публицист изложил сказание о Рамоне. Статья была опубликована в тот период, когда местная администрация стала требовать, чтобы осетины во всех деловых бумагах, прошениях и заявлениях, именовались не осетинскими именами, а христианскими. Если это требование не выполнялось, то прошение не подлежало рассмотрению. Под запретом оказалась и древняя терминология культов, также как фамилии, включавшие имена божеств. Рамоновым предложили сменить фамилию. Чтобы отстоять фамильное имя, двум священникам (выпускникам церковной школы или духовной семинарии) пришлось пойти на рискованное предприятие, которое было с пониманием воспринято жителями тех ущелий, к которым они наведывались. В результате, праздник «Рæмон бон» стали называть «Хор-хор» и во время вознесения молитв перестали упоминать имя Рамона.
В ту эпоху все было подчинено идее победы над языческими Богами, поэтому власть позволяла осквернять и разрушать древние святилища, изымать из архива осетинского языка святые понятия и имена людей, веками чтившиеся народом. Казалось бы, в условиях цензурного произвола в местных газетах не должны были печатать материалы обличительного характера, но все же как-то просочились на газетные полосы статьи, осуждавшие действия служителей церкви – «божественного учреждения, которое стоит вне и выше всякой человеческой критики». Собственное имя из названия праздника «Рæмон бон» вытеснялось не раз, но, знать, человеческое обаяние вынутого из исторической рамки Рамона было столь велико, что это имя заботливо сберегалось осетинами вплоть до ХIХ века. В опубликованных материалах этнографов указанного века праздник уже носит название «Хоры бон», «Уацилла» или «Хоры Уацилла». И лишь в ХХ веке ряд исследователей начинает упоминать термин «Рæмон бон» при кратком описании обряда. Вопреки запретительным мерам, народной памятью был сохранен этот термин, напоминающий о том, что жил такой-то человек в действительном мире, на малой исторической арене Кавказа, где, благодаря своим деяниям, стал олицетворением высшего разума. Передаваемые из уст в уста народные предания, говорят, не представляют научной ценности. Пусть так, но мы все же дорожим теми крупицами истины, что заложены в устных рассказах хранителей преданий об истоках фамилий, истоках культов. Попробуем рассмотреть под историческими наростами народных преданий и письменных источников основу, на которой возникло религиозное понятие «Рæмон бон», его «восходящие и нисходящие генетические связи».
По утверждению исследователей, массовая христианизация алан относится к первому десятилетию Х века. В исторической литературе приводятся строки из анонимного «Кембриджского документа» Х века, свидетельствующие о том, что «в начале Х века алано-хазарский союз был еще в силе, а часть алан исповедовала иудейскую религию, несмотря на начавшееся проникновение христианства». Известно о том, что до того евреи, противящиеся насильственной христианизации, ушли из Византии в Хазарию (население которой исповедовало иудейскую религию). Часть из них в тот период поселилась и на аланской земле (находившейся тогда в орбите влияния Хазарского каганата). Известно и свидетельство Масуди: «При появлении ислама и при Аббасидах цари Алана приняли христианство, так как до этого они были язычниками. После 320/932 года они отреклись от христианства и прогнали епископов и священников, которых византийский император раньше им прислал». Затем вновь «усилия в святом деле» ведут к распространению этой религии на земле наших предков. Вспомним, что происходило в европейско- азиатском мире в интересующий нас период. Нарастали конфликты между католичеством и православием. Политика упрочения и расширения влияния, подчинения Риму православной церкви сопровождалась около двух вековæ кровопролитные крестовые походы прекратились лишь в третьей четверти ХIII века… Упадок централизованной власти в Алании, так же как и разжигание религиозного фанатизма в мире, пагубно сказывались на состоянии аланского духовенства. Христианский центр страны стал разлагаться в эпоху распрей, распада Алании на ряд феодальных владений. В стране стали блуждать идеи о «богоизбранности» отдельных родов. В период внутренней борьбы, заинтересованным в укреплении и расширении своей власти необходима была и связь с Византией, которая была возможна лишь при поддержке Аланской епархии. Возводившим свой род к Богам пришлось помочь служителям епархии в деле пропаганды христианского вероучения.
Исследователи утверждают, что монотеизм (вера в единого Бога) прежде развился у евреев, а впоследствии на его основе выросло и христианство. Никто не станет отрицать вероятность того, что об иудаизме с его верой в Спасителя, могло быть известно предкам осетин до рождества Христова (не только от купцов и путешественников). Думаю, правы и те, кто утверждает, что наши предки еще до принятия ими иудейства и христианства верили, что есть тот Творец (Дун-дуне сфæлдисæг), которому подвластны все божества. Высокочтимый мной попутчик (о котором я упомянула чуть выше) в своих рассуждениях привёл высказывание одного из философов о том, что Творец мирился с существованием всех старых Богов, а насаждаемый христианский монотеизм (тоже имевший свой небесный штат святых и ангелов) не хотел мириться с существованием «туземцев», потому и подвергал их поруганию, низводя на одну ступень со злыми духами. Вспомним, что Ф.Энгельс в своих публикациях о религии писал: «Христианство возникло как движение угнетенных: оно выступало сначала как религия рабов и вольноотпущенников, бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов…». Но в годы насаждения этой религии в Алании, христианство уже изменило своим первоначальным целям. Некогда само подвергавшееся преследованиям и гонениям, христианство стало прокладывать себе путь странными методами и погрязло в распрях, приведших к расколу церкви в 1054 году на западную (католическую) и восточную (православную). Великая (первоначально) цель этой религии была близка к краху. О непростых отношениях христианства и язычества написано немало. Для многих народов путь к новой вере был полон драматизма. Выдающийся ученый В.Абаев в одном из исследований по языкознанию сетовал на то, что «восточнославянское божество Родь привлекало незаслуженно мало внимания со стороны исследователей славянского язычества». Привожу те его строки, которые можно отнести и к культу Рамона: «Судя по тому ожесточению, с каким нападали на его культ представители православия, это было популярнейшее в народе божество… Культ Рода, по всей видимости, был глубоко народным, стойко противостоял натиску христианства и немало портил крови тем, кто насаждал у славян новых Богов взамен старых». Не случайно мной приводится это высказывание, — ведь древний культ наших предков хранимый за (или вернее, покоящийся под) религиозным термином «Рæмон бон», также заслуживает дополнительного изучения.
Предполагается, что в эпосе о нартах сюжет о их гибели связан с реальными богоборческими событиями, начавшимися после воссоединения христианских кафедр Алании и Сотириуполя. Эпоха борьбы с народными верованиями, активизировавшаяся на стыке ХII-ХIII веков, положила начало процессу распада нравственности и деморализации части местного населения, до того отличавшейся безграничной преданностью религии предков. Вспомним, как описывают сказители эпоса гибель нартов. Они «начали спорить с Богом» и подняли повыше дверные косяки, чтобы не пригибать головы. «Иначе Бог подумает, — говорили они, — что мы молимся ему, когда проходя через низкие двери, наклоняем головы ». В период мщения за смерть отца странный монолог произносит и нарт Батраз: «Семь раз я убил семерых Уастырджи, дважды убил семерых Уацилла, не осталось таких пророков, которых бы не убил. Последним был убит мной Али, сын Бурхора». А ведь божествам и мысленно грешно причинять боль. Читая эту часть эпоса о нартах, явственно слышишь, как отчужденно перечисляет этот список герой, устроивший самосуд над божествами (охристианенными), среди которых под именем древнего Уастырджи выступает святой Георгий, под именем Уацилла – святой Ильяæ не сжалился он и над сыном Покровителя урожая Бурхорали. Вот что стало дозволенной смелостью и критерием для определения «большой отваги». Этот пугающий своей опустошенностью монолог богатыря доносит и осуждение немудрых, разрушивших устои общества. Отчетливо слышишь, как этот трагический монолог перерастает в спор неравноправных – Души с Богом. Безумный разлад в мире нартов…
Разрушители основ народных верований привели наш народ к тому, что сегодня мы не можем отыскать ответы на многие вопросы, связанные с дохристианской религией. К сожалению, даже наименований некоторых древних культов не сохранила народная память. Кому из нас известно, как звали аланы в первом тысячелетии нашей эры Бога – громовержца, в наши дни носящего имя пророка Ильи? Читавшие сведения Гатиева (в ст. «Суеверия и предрассудки у осетин») могут назвать чудовище из Гуыдырты ком (Пасть замков) или имя Тыхостаæ остальные, возможно, вспомнят нартский эпос, в котором сказания о Батразе содержат остатки «мифологии грозы». Ученые, действительно, усматривают черты грозового божества в этом герое. Кстати, в мифологической канве разглядели даже генетическое родство нарта и героя Ригведы. Вот что писал Жорж Дюмезиль о чертах сближающих двух героев: «Общая черта Батраза и его индийского собрата Индры – их чудесное рождение… Кто знает, возможно здесь, на разных концах арийского мира, мы столкнулись с двумя вариантами одного и того же мифа о неестественном рождении Бога – громовержца, вариантами, отделенными друг от друга интервалом в 2500 лет». В нартском эпосе древний властелин грозы Батраз вступил в соперничество с Елиа – святым Ильей. Последний и унаследовал обязанности древнего грозового божества во время христианизации Алании и был включен в аланский пантеон с эпитетом небожителей «Уац» (Уацилла). Как говорили наши предки: « Да будет и на нас его милость!». Вот только «религиозные реформаторы» той эпохи явно перестарались, — ведь возложив на это божество дополнительные функции, они несколько дезориентировали народ. Речь, прежде всего, о функциях вытесненного из аланского пантеона святого Рамона. Народ не скрывал своего недовольства по поводу бездумно-дерзких преобразований, считая недопустимым совмещение в одном культе функций двух особо почитаемых и ценимых божеств, поскольку праздник в честь Бога – громовержца издревле предусматривал обряд с закланием козла (как повелителю неназываемых), а ритуал в честь Покровителя хлебных злаков, плодоносных и иных растений можно было выполнять лишь при условии соблюдения непреложного правила – не причинения вреда любым живым существам. Ожесточенные споры не утихли даже когда «реформаторы», спохватившись, огласили новое решение о чествовании переименованного Бога-громовержца. Решение предать забвению имя Рамона и называть праздники, связанные с его именем — Хоры Уацилла, вызвало бурю негодования. Желание рвущихся к власти («богоизбранных») выслужиться перед Константинополем усугубило противоречия, и противостояние мнений привело к противостоянию действий. Напор «богоизбранных», сбивавших с толку народ, вынудил потомков Рамона дать отпор. По родословному преданию, мои предки, вставшие на защиту чести рода, прослыли бунтовщикамиæ слово «нæрæмон», возникшее в те годы, напоминает о их непокорстве. Эти средневековые страсти, сопровождавшие бездумные нововведения в древней аланской религии, стали прологом величайшей трагедии наших предков, государство которых вскоре оказалось поглощенным татаро-монгольскими полчищами.
Говорят, «надо знать прошлое, чтобы иметь будущее». Путешествие вглубь истории с целью уяснения исторических обстоятельств вызвавших к жизни сложный набор идей Рамона – задача не простая. Возникновение в религии предков культового термина «Рæмон бон» относят к эпохе надлома и начавшегося распада древнего мира, а письменных свидетельств о догуннском периоде и эпохе гуннского нашествия ничтожно мало. О жизни алан того периода сохранились сведения римского историка Аммиана Марцеллина, к которым мы и обратимся, несмотря на то, что для части исследователей они «внушают мало доверия, так как представляют продукт не личного наблюдения, а книжной начитанности» (имеется в виду «История» Геродота). Вот отдельные выдержки описания быта предков: «У них нет постоянных жилищ, они не занимаются земледелием, питаются мясом и больше молоком, живут в своих повозках» и т.д. Для некоторых ученых потомки индоиранцев и индоевропейцев представляют особый интерес, как «носители трех социальных функций». Вспомним записанную Геродотом легенду о трех золотых дарах Небесных Сил скифам. Среди них был и плуг с ярмом. Казалось бы, это знамение должно было обратить народ к культуре земледелия, а не только к поклонению этим реликвиям. Если легенда отражает представление народа об идеальной организации жизни этноса (религиозной, военной и хозяйственной), то не понятно почему они были так далеки от забот, связанных с обработкой земли и способом повышения плодородия. По утверждению историков, земледелием занимались те, кто оказался в зависимости, в повиновении скифов (трудовая повинность подвластных). Возьмем на заметку и следующее положение: Жорж Дюмезиль, в одной из публикаций сопоставляя скифские предметы (дар Небес) и ведические, отмечал, что в индийских религиозных текстах третье сословие (земледельцы) «упоминается обычно с некоторым пренебрежением – в отличие от жречества и военной аристократии, уважительно именуемых – «две силы». По словам ученого, в нартских сказаниях сохранена память о социальной системе, близкой к древнеиндийской. В то же время французский ученый (являющийся и автором трифункциональной теории) подчеркивает, что функциональное различие трех родов нартов «не исключает того, что каждому из них знакома и специализация других». Несмотря на то, что в сказаниях не уточняется, откуда берутся растительные элементы угощения на индивидуально или коллективно устраиваемых пирах нартов, в мифологической стране «земледелие существует, поскольку нарты потребляют хлеб и пиво, и к тому же среди духов существует «Покровитель зерновых». Обратимся вновь к некоторым данным исторической науки, в которых утверждается (вопреки описаниям Аммиана о мире алан IV века), что в догуннский период большая часть аланских племен уже перешла к оседлому образу жизни с ведением земледельческо-скотоводческого хозяйства. В описании историка Аммиана запомнилась фраза о том, что аланы не имели «никакого понятия о рабстве, будучи все благородного происхождения…». Однако в ту эпоху на невольничьи рынки поставляли живой товар и наши предки, также как римляне (известно, что «особенно заманчивой добычей являлись работоспособные и красивые люди, которых удавалось захватить безоружными в прибрежных странствованиях»). В одном из трудов по этимологическому исследованию В.И.Абаев подбирал ключ к разъяснению осетинского слова «wacajraq»(«раб») Это слово этимологически разъяснённое означает «предназначенный для продажи», «товар». В отличие от римлян, аланы практиковали и обрядовое усыновление пленников, то есть, также как и скифы, они включали их в состав членов своих семей и родов. По сведениям римских писателей они ассимилировали даже целые племена захваченных в плен. За пределами своей земли растворялись среди чужеземцев и люди аланского происхождения. Из исторической литературы известно, что не только отдельные индивиды, но и целые народы пускались в смертельно опасные странствования по ряду причин, — жизнь вынуждала.
В те века повсюду (во многих уголках земли) можно было встретить и восточных купцов (являвшихся помимо прочего и распространителями народных верований). Если, к примеру, в Римской империи, до принятия христианства, вошли в моду чужеземные культы (в том числе и индийские верования), то не исключено, что и в места проживания алан могли проникать гости, проповедующие какие-нибудь экзотические религиозные учения. Вопрос в том, могли или нет вызывать брожение в духовной жизни алан проповеди иноземцев. В интересующий нас период, по утверждению историков, наши предки за усвоение чужой религии по-прежнему карали (также как ранее, когда, к примеру, в Скифии расправились даже с прослывшим в античном мире мудрецом Анахарсисом за то, что был уличён в совершении чужеземного обряда). Наверное, уместно вспомнить, что в исторической хронике армян упоминается об аланской царевне Сатиник, которая (в эпоху Великого переселения народов -?) стала покровительницей сородичей — группы алан, принявшей в Армении христианство, — тех самых 18 –ти человек, что спустя четыре десятка лет были перебиты по приказу аланского царя за измену древним верованиям предков.
Согласно преданию, Рамона на землю алан привела не «страсть к передвижениям». Трудно поверить в то, что из уст в уста передаваемом предании могли сохраниться такие подробности о событиях многовековой давности, но сведения таковы: монах-миссионер спасает сына предводителя истребленного племени (в Северной Индии — ?). Эти два соплеменника, чудом избежавшие смерти на подходе к столице государства захваченного мятежниками (столица Кушанского царства-?), далее отправились караванными путями и достигли земли торгующих шелками (согдийцев — ?). Вследствие какого-то природного катаклизма они покинули и эти места вместе с уцелевшими жителями города, и после долгих странствий неожиданно оказались на земле алан. Как они могли быть встречены обитателями северокавказского края? Время-то было тревожное: то и дело подавали о себе знать разведотряды гуннской орды, в составе которой были не только тюркоязычные монгольские кочевники (хунну), но и угры и сарматы. Эти народы, вошедшие в историю под названием «гунны», в те годы сдружила антиаланская идея и на Аланской равнине сгущалось ощущение неизбежности войны. При таких условиях бытия пришельцев с иным языком и верованиями обычно встречают одни настороженно, другие доброжелательно-настороженно. В данном случае, при общении выяснилась схожесть языков местного населения и двух пришлых. Предание не уточняет, какую религию исповедовал странствующий монах. Лишь при утрате ясной логики можно было бы утверждать, что он мог в северокавказском крае проповедовать буддизм или индуизм аланам — народу, который за вероотступничество или измену обычаям издревле расправлялся со своими соотечественниками как с врагами нации, даже если те прослыли мудрецами и пророками. И все же, похоже, что та мировая религия, что ассимилировала народные верования индийцев, коснулась своим крылом и религии алан. Произошло это, скорее всего, после смерти монаха…
По легенде, Рамон, подружившись со сверстниками, постепенно осваивает местную разновидность языка (диалект), изучает обычаи и нравы. Монах, ряд лет опекавший осиротевшего подростка, понимает, что их занесло не в те края и не в лучшее времяæ что ему с подросшим питомцем следовало бы податься туда, где может утвердиться исповедуемая им религия и ощущение неотвратимости их гибели на этой земле подтверждает настигшая его в пути гуннская стрела. Рамон, потрясенный случившимся, расправляется с его убийцей, а затем и с теми, кто подоспел на помощь гунну. Завладев конями и богатым военным снаряжением, он углубился в лес вместе со смертельно раненым монахом, но выходить больного ему так и не удалось, и он остался один в чужом краю, где вскоре разделил трагическую участь алан. Из исторической литературы нам известно, что вторжение гуннов на Аланскую равнину после ожесточенного сопротивления обитателей этого края завершилось заключением союза бывших неприятелей. По версии же моего славного попутчика, «значительная часть аланского народа пополнила ряды орды лишь после того, как было принято выдвинутое ими условие далее двигаться на Северное Причерноморье, «чтобы отвоевать земли отцов». Антиготская идея была воспринята гуннами «с пониманием» (ведь известно, что северокавказский край они вскоре покинули вместе с аланами и вторглись во владения Эрменриха). Об аланах, включенных в состав гуннской орды, историк готов Иордан писал: «Аланов, хотя и равных им в бою, но отличных от них (общей) человечностью, образом жизни и наружным видом, они также подчинили себе, обессилев частыми стычками». Вот что пишут осетинские историки об аланах эпохи Великого переселения народов: «По условиям мирного договора часть алан отправилась с победителями на запад. Оставшиеся на родине отступили из северных степей, сосредоточивая силы на Предкавказской равнине. Гуннское нашествие разрушило Аланию первых веков, а события Великого переселения разметали по свету алан, покинувших родину вместе с завоевателями». Как могла сложиться дальнейшая судьба Рамона в те смутные времена? По преданию в военных походах он не принимал участия. Отправляясь покорять готов, гунны оставили «в наследство» северокавказцам вырождающееся племя из азиатских степей. По легенде эти «дети великой степи» поклонялись «культу дыма», исходившему от сжигаемых растений с одурманивающим запахом. Рамону было известно (от монаха- ?) к какому плачевному результату приводит исполнение этого «ритуала». Он предостерег алан от опасности и они стали обходить поселение этих выродков, пытавшихся втянуть в свою среду и взрослых и детей. Согласно преданию, как-то выдался неурожайный год (из-за засухи или оттого, что трудоспособная часть населения оказалась задействованной в военном походе -?), но у Рамона, к тому времени уже имевшего жилище с подворьем, оставались еще какие-то съестные припасы. Неподалеку от дома он повстречал охотившегося в зимнем лесу подростка, который рассказал ему о том, что горстка его сородичей смогла улизнуть из орды гуннов, но, вернувшись в родные края, застала разоренное поселение. Выяснилось также, что родные их перебиты, жить им негде и умирают грудные дети, лишенные необходимого тепла и еды. Рамон решил помочь им. Он приводит обездоленных в своё жилище, разместив у очага больных детей и женщин, делится с ними последним, затем садится на коня и исчезает на несколько дней. Ему удается разыскать обезлюженное поселение, в котором остались ямы с зерном. Первая корзина с зерном, доставленная беженцам, ушла на пироги для поминовения хозяев зернохранилища, не пожелавших стать союзниками гуннов. На этих поминках на алан ошеломляющее впечатление произвело то, что Рамон не стал есть мясо. Выяснилось, что он поклоняется какому-то древнему культу, который требует исполнения нерушимых заповедей их племенной религии. Первые заповеди – быть справедливым, бороться со злом, не убивать живых существ. Столь же важно не одурманивать свой разум горячительными напитками и не поклоняться «культу дыма» (размножающему выродков рода человеческого)æ не врать, не воровать, не нарушать супружескую верностьæ не совершать иных низких в нравственном отношении поступков. Перечисленное напоминает об известных заповедях мировых религий и о строгих правилах аххимсы (не причинения вреда живым существам даже в мыслях), которых придерживаются индийские джайны. Черты сходства, думаю, не случайны (хоть и не исключено, что само предание о Рамоне подверглось «рационализаторской обработке» в XIX –XXвв.). Вспоминается гипотеза ученых о том, что в формировании духовной культуры народов участвовали повсюду одни и те же «доисторические» элементы, а также утверждение, что наши далекие предки, расселяясь на разных землях за тысячи километров от своей прародины, сохраняли что-то от верований и воззрений родоначального племени. Потому-то и прибегают к методу сравнительного изучения. Словарный фонд народа отражает изменения, происходящие в образе жизни. Скажем, скотоводческая терминология у осетин, по мнению языковедов, отличается большой древностью и «восходит к общеиранскому и даже индоевропейскому». А при установлении происхождения земледельческих терминов выясняется, что ряд из них заимствован при контактах с европейским миром. Как уже было упомянуто выше, предполагается, что наши предки, веками занимавшиеся скотоводством, не имели особой склонности к земледелию. Однако, со временем, и они начинают возделывать землю. Переход к оседлости и забота о хлебопашестве приводит к возникновению нового культа в эпоху тяжелейшего кризиса, охватившего край после того как ее покинула трудоспособная часть аланского населения, отправившаяся на запад вместе с гуннскими завоевателями. Рамон, с именем которого связывают происхождение нового культа, вовсе не ставил задачу создания культа имени себя. Он называл божество, которому возносил молитвы, — Хорæрмдар (Покровитель зерновых). Слово «хор» переводится как «хлеб зерновой», «хлебных злаков семена, плоды», «пища», «еда», а слово «æрмдар» означает «покровительствовать» («ладонь прилагать»). Установленный им обряд при поклонении Покровителю урожая включал элементы ритуала, несколько отличавшиеся от тех, что совершались при проведении других традиционных праздников местного населения. Трудно поверить в то, что аланы могли допустить создание культа из сплава двух верований, одно из которых содержало иноземные черты, — ведь это тоже вероотступничество (усвоение чужой религии). Тем не менее, появление культа (или возрождение подзабытых элементов культа) связывают с именем «близкородственного им по родству языка» пришельца из далёкой страны…
Кстати, как-то в День осетинского языка (15 мая 2008 года) известный осетинский учёный Т. Гуриев, делясь перед собравшимися в зрительном зале театра воспоминаниями о пребывании в Индии, упомянул о проживающих в той далёкой стране представителях малочисленного ныне народа, которые помнят о том, что они являются потомками некогда могущественного скифского племени. (По словам учёного, они давно утратили язык своих предков, но надеются обрести его вновь с помощью тех осетин, что проживают на Кавказе). Информация учёного послужила (скажем, для меня) неким очередным подтверждением того, что в предании о Рамоне есть реальная основа…
Если обратить внимание на названия географических мест (топонимы), то, к примеру, в России известен Рамонский край, раскинувшийся по берегам реки Дон. До того как край был заселён славянскими племенами (вятичей) здесь проживали (вернее, кочевали) предки осетин. Об этом свидетельствуют археологические экспонаты музеев. Заглянув на сайт администрации Рамонского муниципального района Воронежской области, можно почерпнуть любопытные сведения из древней истории края. «VII –V в.в.до н.э. датируются находки предметов скифской культуры…»æ «К VII –III в.в. относятся находки в скифских захоронениях…»æ «Обнаружены сарматские захоронения, относящиеся к I веку н.э.».А в IV –V в.в. н.э. жителями края стали гунны и готы, которых сменили хазары, болгары, мадьяры… Там же прочла о том, что «в исторических документах XI –XII в.в. впервые упоминается «Ромен –городище» -укреплённый городок, предшественник современной Рамони». Мне, как и многим моим соотечественникам, известно о том, что в далёком прошлом эта область также была местом проживания алан. Подтверждают это и археологические данные (к примеру, в 2008 или в 2009году, воронежские археологи с телеэкрана делились радостью по поводу своих находок в аланских могильниках, разбросанных в этих краях…). Почему – то почти уверена, что есть связь между топонимом Рамонь и именем Рамон (т.е. с именем божества — охранителя урожая из дохристианского пантеона предков)…
Размышления о древнем культе, о религии предков осетин порождают вопросы о том, из какого этнического варева был явлен Рамонæ была ли страна, в которой он родился, прародиной предков алан? Кем был вылеплен мир идей и религиозных идеалов Рамона? Какую религию исповедовал опекавший его монах? Индологами выяснено, что в интересующий нас период монашество разнообразнейших толков наводнило Индию и составляло значительный класс, паразитирующий на обществе. В этой связи исследователи упоминают и о том, что народный театр этой страны, отражавший реальную действительность, высмеивал монахов, разоблачал никчемность этих людей, шастающих с чашами для сбора подаяний. И, кстати, в индийской легенде, повествующей о создании искусства драматического театра, говорится о том, что первые актеры на этой земле были прокляты жрецами за то, что осмеливались их высмеивать ( именно это и обрекло актеров на самое низкое положение в древней и средневековой Индии). Говорят, что истинная сущность буддийского монашества непознаваема, но все же вспомним общеизвестное о нравственных требованиях этого учения «на пути к просветлению». Характеризуя приверженцев раннего буддизма, обычно оперируют словами «индивидуализм», «отрешенность от мира», «асоциальность». В предании же (о Рамоне), напротив, в поведении монаха и его воспитанника нет никакого намека на такой опыт самовоспитания бесстрастного эгоиста, заботящегося о собственном спасении и «терпеливо изнашивающем свое тело…». Но существуют два основных направления этой религии: хинаяна и махаяна. По известной всем легенде из древнеиндийской мифологии, царевич Гаутама, пытавшийся понять смысл жизни и мироздания, став «Буддой» (т.е. «просветлённым»), познал Истину: жизнь – страдание, причина страданий – людские желания. А чтобы пресечь желания, нужно (прекратив цепь перерождений -?), «путём Истины достигнуть состояния нирваны». По утверждению сведущих, «нирвана – это нечто непередаваемое, когда одновременно существуешь и не существуешьæ -.т.е. в том состоянии, когда ты в своём разуме, но вне физической оболочки, а значит, вне всяких желаний». Проповедуя, что главная цель жизни – постигать пути познания от архата (ставшего на путь Истины), к состоянию «прозрения» (бодхисатвы), затем к состоянию «просветления»(будды), затем -состоянию нирваны ( вечного блаженства -?), Будда тем самым выдвигал идею о постижении Истины через строгую монашескую жизнь. Этот путь и был назван хинаяна – малая колесница спасения. Такой путь (при полном отрешении от мирской жизни), подавляющее большинство народа считало нелепой, безрассудной, отвлекающей от созидательного труда и иных забот… Возникла необходимость новой идеи, и она была порождена как идея махаяны (большой колесницы спасения). С её появлением буддисты смогли совмещать духовные занятия с мирскими делами. По мнению индологов, «учение махаяны приземлило отвлеченный идеал хинаянского буддизма, перенеся этический акцент с личного спасения, почитаемого в хинаяне главной религиозной задачей, на спасение всего живого, на спасение другого…». Раскрытие «тайн Великого Учения Будды» — задача непомерная, поэтому воздержусь от выводов. Известно, что эта религия сохранилась и превратилась в мировую религию лишь благодаря деятельности монахов-миссионеров. В интересующий нас период (IV век) в самой Индии буддизм уже сближался с индуизмом (в котором он и растворился), но в то же время смог прочно утвердиться на Цейлоне (Шри-Ланка) и проник в Индокитай, Индонезию, Китай, Тибет, Корею, Японию. (Религиоведами установлено, что это вероучение оказало воздействие не только на христианский культ и предания, но и на возникший позднее — в VII веке — ислам…).
Так какие же элементы из религиозных представлений монаха (или традиций родного племени) приспособил Рамон к своему единому мировоззрению и развил в ритуальной практике, оказавшись в северокавказском крае? В своем многовековом развитии в обрядах, связанных с чествованием Покровителя урожая что-то было искажено или утрачено, что-то приобретеноæ и сегодня трудно отыскать ответы на многие вопросы, связанные с праздником «Хорæрмдар». При изучении обстоятельств возникновения этого праздника, воплотившего гуманистические стремления Рамона, вспоминаешь известное высказывание, гласящее о том, что к возникновению любого культа подталкивали явления «земной материальной действительности». Кровожадная степная орда, перед которой трепетала вся Европа, внесла в жизнь алан такую сумятицу, при которой, казалось бы, невозможно было сохранить святую веру в силу древних Богов. Однако сохранили и воздавали молитвы Богу-миросоздателю и Покровителю воинов о без вести пропавших братьях, отцах и даже сестрах и дочерях. В опоре, защите, помощи нуждались и те из них, что блуждали на западе, вдали от дома, и те, что остались в родном разрушенном захватчиками крае. Как было упомянуто выше, Рамон протянул руку помощи аланским семьям, сумевшим оторваться от орды. Условия бытия вынудили его, с риском для жизни, доставлять оставшимся без крова зерно, стряпать и даже лечить. Нарушая предписания религии о непричинении вреда живым существам, он ходил на охоту, рыбачил, доставлял своим больным и истощенным постояльцам мед диких пчел. Такое бескорыстие и готовность жертвовать собой возвышает человека и, конечно же, он завоевал уважение алан. Национальное горе стимулировало умы к серьезным размышлениям о причинах их несчастий, о смысле существования человека на земле, о функциях божеств, одаривающих людей счастьем или несчастьем, поэтому не прошли бесследно в мире алан и воззрения Рамона, который, помогая им строить жилища, делился своими мыслями о необходимости самосовершенствования, духовного очищения. Будучи уверен, что всякому убийству нет оправдания, он делится жуткими воспоминаниями о том, как ощущение неотвратимости гибели вынудило его взяться за оружие и убить нескольких гунновæ в каком оцепенелом состоянии он пребывал после смерти монаха. Рамон понимал, что для многих людей набеги, грабежи – основа существования, и что надо уметь отражать молниеносные набеги врагов, опустошающих поселения. Но он не хотел мириться с тем, что аланы и сами становились источником зла и жестокости. Познание содержания религии алан, в котором главенствовал культ семи Богов, приводит его к мысли о необходимости создания нового обряда опирающегося на духовные корни аланского народа (причём с вкраплением некоторых фрагментов из нравственных и религиозных традиций тех его соплеменников, что были истреблены в далёкой стране). Объясняя логику действий Небесных Сил, насылающих на них неурожаи, голод и иные несчастья, он приводит алан к пониманию необходимости ужесточения требований к себе. Те, кого он спас от голодной смерти и помогал восстанавливать разрушенный захватчиками край, были ему благодарны. Его окружили ореолом исключительности и даже прислушались к советам, преподносимым им как установления тех Высших Сил, в чьей опоре и защите они нуждались особо. Кажется невероятным, что в трагическую эпоху Великого переселения народов, задолго до появления третьей мировой религии, в местах проживания алан некий чужеземец, обладавший светоносной силой, разрабатывал свод правил с целью облегчить жителям края поиски путей к нравственному обновлению. Этот свод был неким дополнением к существовавшим у предков алан нравственным установлениям. По известному высказыванию, «цель любого культа время от времени заставить человека отвлечься от мирской суеты и фокусировать свои мысли на ориентиры духовного пространства». Говорят, что предок, от которого ведёт начало наш род, обладал не только редчайшим качеством, связанным с умножением изобилия (бæркадарм), но и невероятной силой убеждения. Несмотря на то, что он с почтением относился к семибожному пантеону алан, всё же вынужден был убедить окружающих, чтобы те отказались от некоторых традиционных элементов ритуала в дни поклонения новоявленному божеству Хорæрмдар.Рассказывая о позабытом ими божестве из древней религии предков, Рамон внушал людям, что Высшие Силы смилостивятся и ниспошлют урожайный год лишь при условии, если жители края откажутся от обряда с закланием жертвенного животного, от употребления горячительных напитков и т.д. Требование соблюдать строгие правила хотя бы несколько дней в течение года было единственным средством обуздать людей, теряющих нравственные ориентиры. Постепенно стал складываться ритуал с соблюдением постулатов нового ( вернее, возрождаемого) вероучения. Люди искренне пытались обрести веру в новоявленного Хорæрмдара, возрождающего плодотворящие силы природы, ниспосылающего на землю в меру солнца и живительных дождей для того, чтобы заколосились хлеба, был собран богатый урожай. То есть народ смирился с требованиями условий поклонения божеству в надежде избавиться от несчастий и нищеты в этом жестоком мире землян, а не только в посмертной потусторонней жизни на небе. Гуманистическая идея отказа от обряда с закланием жертвенного животного – это, конечно, плод духовных поисков многих поколений соплеменников Рамона из далёкой страны. Отрадно, что и в местах проживания алан дни поклонения новому божеству Хорæрмдар никогда не омрачались гибелью животных. Этот культ стал значительным религиозным явлением благодаря тому, что он воздействовал в опоре на учение о триаде. Говорят, что цифра «три» почти у всех народов сакраментальная. По представлениям индоевропейских народов Вселенная состояла из трех миров – верхнего, среднего и нижнегоæ жизнь делилась на прошлое, настоящее и будущееæ общество делилось на три социальные группы (жреческую, военную и хозяйственную) и т.д. По мнению религиоведов, триада – это символ знания, содержание которой неисчерпаемо. Любопытно то, что семибожному пантеону аланы возносили молитвы с традиционными семью круглыми (как солнце) пирогами и лишь с возникновением культа Покровителя урожая в обрядах появились три культовых треугольных пирога – æртæдзыхонтæ. Впервые пироги такой необычной формы испекли с начинкой из зерна (задынтæ) по просьбе (и по рецепту) самого Рамона. Они были приготовлены в один из весенних дней перед началом полевых работ. Треугольная форма пирогов служила триипостасным выражением сущности Бога Богов и осмыслялась нашими предками также как буддистами – триединое тело Будды, а христианами – Троица. Ритуальные пироги и квас следовало приготовить из зерна, собранного с поля, которое специально выделялось для чествования культа. Урожай зерна, собранный с этого общественного поля раздавали перед «куывд»-ом всем жителям без исключения. Ритуальную пищу (пироги, квас и т.д.) для обрядового пиршества должны были готовить в каждом доме в особых условиях, с соблюдением исключительной чистоты. Ритуальной чистоты придерживались строго.
Рамон был убежден, что можно достичь высшего духовного состояния с помощью чистосердечных молитв и неукоснительного соблюдения предписаний древней религии отцов. Прежде всего, следовало контролировать свои мысли, чувства, речь и держать пост. У потомков кочевников – скотоводов пища состояла в основном из мяса скота, поэтому пост, предписывающий отказ от мясопродуктов, сложновато было соблюдать более семи дней. Чревоугодие осуждалось предками во все века также как и злоупотребление алкоголем, но все же возникла необходимость прибегнуть к запретамæ — в предпраздничные дни и в день чествования божества строго запрещалось употреблять горячительные напитки. Необходимо было очиститься от недобрых мыслей, проявить волю и подавлять негативные чувства: чувства гнева, злобу, зависть, чувство обиды, желание отомстить. Нельзя было в эти дни охотиться, рубить деревья, играть в альчики (кости), причинять вред любым живым существам (паучкам, червячкам и т.д.). Нельзя было сквернословить, думать о гнусном, порочном (в предпраздничные дни следовало вообще отказаться от половых сношений). Осуждалось пустословие. Рекомендовалось сосредоточить ум на познании самого себя и причинно- следственных связей в этом мире, думать о наилучшем устройстве жизни семьи, всего рода, окружающих… В религиозной практике редко прибегали к сидячей медитации, полагая, что просветление может настичь человека не только в неподвижном состоянии. Должно было совершать добрые, благородные деяния и быть в добром расположении духа. Таким образом, формировалась или усовершенствовалась нравственность, модели поведения. В ту эпоху были пересмотрены и формы обхождения со старшими, — внушалось, что каждый человек обязан отдать долг воспитавшим его родителям. Долгожителей окружили вниманием и любовью. Так восстанавливались утраченные элементы этических норм, установлений. (Нетрудно предположить, что аналогичными морально-нравственными принципами руководствовались и сородичи Рамона для достижения высших уровней духовного развития).
В день праздника в обрядовых действах у ритуального стола участвовали лишь мужчины. Женщины и дети, стоя поодаль созерцали священнодействие. Формулы молитв, произносимые во время общественного молебна, вписывались в память всех присутствующих и оказывали благотворное очистительное воздействие. По установившемуся обычаю, по завершении молебна, женщины удалялись и садились за стол в недоступном взорам мужчин месте (конечно же, не забывая при этом и детям дать отведать приготовленные к празднику яства)… Наполненный таинственным смыслом ритуал сохранялся потомками Рамона в течение многих веков, но, к сожалению, система молитв со временем подверглась значительной переработке. Формулы ныне размыты и не всегда соблюдается даже предписание троекратного повторения некоторых текстов молитв. Например, в ответ на каждое обращение старшего присутствующие произносили три раза: «Хор! Хор! Хор!». Но об этом не упоминается в письменных источниках ХIХ-ХХ веков, описывающих различные варианты ритуала одного из того же праздника. А ведь это не простое восклицание, — в слове «хор», состоящем из трех звуков, заложена особо важная информация. Слово «хор» — это код, что-то вроде сигнала – мольбы, обращенной к Небесным Силам. Кто знает, был или не был Рамон наделен сверхъестественным даром, но, по словам старших рода, наш прародитель был ходатаем людей перед Богом и «произносимые им молитвы, на самом деле, оказывали очистительное воздействие». Возведенный им культ Хорæрмдара впитывал мольбы людей и вместе со всем пантеоном божеств помогал им улучшить условия жизни, ниспосылая щедрые урожаи зерновых, овощей, фруктов, растений для изготовления прядильного волокна, трав для корма скота. Рамон помог людям выбрать достойные духовные цели. Аланы были ему благодарны, — ведь именно благодаря его вероучению и воздаваемым им молитвам жизнь в их поселении стала постепенно налаживаться: появился достаток в жилищах, более спокойная жизнь, улучшилось их нравственное и физическое здоровье… Имя «Рæмон» стало синонимом превосходных качеств человека: справедливости, честности, надежности, правдолюбия и свободолюбия. Однако, несмотря на то, что он принес людям этого края лишь благо и добро, был убит. Говорят, что его убийцы были из племени поклоняющихся культу дыма и они не избежали неотвратимого возмездия. В сознании благодарного народа дни чествования Покровителя урожая связывались с образом самого Рамона. Он стал почитаться как земное воплощение самого Хорæрмдара и праздники культа стали называть «Рæмон бон». Так, в знак благодарности, аланский народ возвел в сонм небожителей простого смертного человека, жизнь которого можно было бы назвать Житие.
«Рæмон бон» стал общеаланским праздником и божественная сила присутствовала в этом культе до тех пор пока некоему властолюбцу (на стыке XII – XIII в.в.) не взбрела в голову идея укрепления власти путем решительного переустройства древней религии алан. У этого «реформатора» (который к тому же был и престолонаследником) почему-то возникло подозрение, что потомки обожествленного Рамона «на царский венец глаз положили». Доходило до откровенной ревности и зависти к удачливости в делах и общественному признанию заслуг отдельных представителей рода Рамона. Как на самом деле разворачивались события известно лишь Всевышнему, но, по устным преданиям, мои средневековые сородичи ни на что не претендовали и старались не обращать внимания на мелкие пакости «венценосцев». Те не унимались и, вконец распоясавшись, поставили вопрос об упразднении культа божества, носящего имя Рамона. Это привело к непоправимой беде. В один из дней произошло убийство особо уважаемого народом молодого человека – потомка рода Рамона, пытавшегося убедить «реформаторов» отказаться от небогоугодной инициативы руймонизировать аланских Богов – Покровителей (Руймон – мифический змей, чудовище). Преступление влечет за собой наказание. Рамоновы сурово расправились с убийцей и его подстрекателями. Тогда-то и окрестили потомков Рамона «нæрæмон» — ами (безудержными, непокорными, мятежниками). Незадолго до вторжения орд кочевников часть этих «мятежников», по понятной причине, покинула обжитые места на Аланской равнине и обосновалась в другой части страны, в Касарском ущелье. Вскоре сюда докатилась весть о нашествии вражеских орд и трагической гибели соотечественников, в том числе и тех родственников, что предпочли остаться там, где был похоронен их славный прародитель. Из Касарского ущелья на равнину в те дни отправились в последний путь все мужчины рода Рамона отстаивать честь Алании на полях битв с монголо-татарами. Ни один из них не вернулся… Читая материалы о постыдных событиях в Алании в период упадка центральной власти, способствовавших полной утрате государственности, возобновляется в памяти услышанное или прочитанное о развернувшейся в ту эпоху борьбе с древним пантеоном божеств. В этой связи вспоминаются и строки из эпоса о нартах: «Они навлекли на себя гнев Бога… И все же Богу было жаль истребить их сразу…». «И все же…». Не прервался род Рамона. В Касарском ущелье детишек, оставшихся без отцов и дедов, воспитывали мамы и бабушки. Нетрудно представить их настроения безысходности и отчаяния, но все же что-то помогло им выстоять в столь трудные годы испытаний. Поддержали и помогли им тогда, конечно же, и жители близлежащих поселений, — вместе они делили радость и горе, вместе воздавали молитвы на праздниках Покровителю урожая Рамону и другим божествам пантеона. По милости Небесных Сил не были забыты духовные ценности,- они были в разуме и крови как неотъемлемая их часть. Вскоре проблема малоземелья вынудила часть рода переселиться в Дигорию и Куртатинское ущелье, остальные рассыпались по Алагирскому ущелью и Мамисонскому. Были и ответвления от фамилии,- один из потомков Рамона стал основателем фамилии Магкаевых, другой– Добаевых…
По легенде о Домбае, в разгар полевых работ ребенка, оставшегося без присмотра взрослых, утешила змея, позволив ему поиграть своим хвостом. Малыша застали лежащим в обнимку со змеей, кончиком хвоста которой ребенок решил воспользоваться вместо соски. Этот случай напомнил о прародителе, при жизни проявлявшем трогательную заботу о всех особях животного и растительного мира. Конечно, почти невозможно было соблюдать в их образе жизни все его заповеди, но все же старались не убивать, не вредить, не обижать. «Визит» змея долго будоражил умы и, в итоге, решили воспринять его не только как знак благодарности пресмыкающихся за уважительное к ним отношение рода, но и как знак потустороннего мира, сочувствующего им. Случайный «гость», навестивший малыша, побудил к особому почитанию змей. Произошедшее сочли за счастливое предзнаменование, и мальчику дали имя Домбай, Предсказания сбылись, надежды оправдались: говорят, что Домбай был не последней фигурой в жизни общества Уæллаг Ирæ обладал недюжинными достоинствами и силой. В то время в Осетии в форме организации обществ соблюдалось традиционное троичное деление. По устройству жизни горного осетинского общества (к примеру, в Туалии) род Рамона относили то к колену Кусагона, то к колену Сидамона. Мои сородичи по-разному реагировали на этакое расслоение «по сословно – религиозному признаку» (надо полагать, оттого, что их прародитель при жизни исполнял не только обязанности служителя культа, судьи, но он вместе с тем занимался и земледелием). Когда же род Рамона (ввиду малочисленности) ещё и «приписали» к особо значимому в общественном сознании осетин роду Ос-Багатара, то, говорят, что именно Домбай и вознегодовал по этому поводу, категорически потребовав должным образом относиться к имени их славного прародителя. Повелительный тон Домбая «не был понят». По иронии судьбы, спустя столетия, некогда с трепетом произносимое имя Рамона все реже стали упоминать в кругу потомков Домбая – Добаевых. Имя унесенного временем Рамона нынче не значится и в народном календаре осетин. Немногим нынче известно о том, как после революции 1917 года лет на двадцать вновь возродился праздник, носящий его имяæ как справлялся теми жителями ущелий, что не смогли или не пожелали переселяться с гор на равнину. Часть горцев, переселившихся на равнину, оставались приверженцами религиозных традиций предков, несмотря на то, что это не приветствовалось властью. Но кто мог запретить чествовать древние культы в семейном кругу (даже если ты «человек партийный»)?
В веренице воспоминаний о детстве одно из празднеств в день Рамона ( в этот день должны были воздать молитвы и по поводу установки нового къуту — сплетённого из ивовых прутьев амбара для хранения зерна). Помню, как в тот весенний солнечный день накрывали праздничный стол под раскидистым деревом сада-огорода. Вот расстилают льняную скатерть, а поверх — небольшой крест, выложенный из проросших зёрен пшеницы. Младшим полушёпотом объяснили, что этот крест не христианское наслоение. Выяснилось, что предки осетин поклонялись кресту задолго до принятия христианства и, чтобы наш прародитель незримо присутствовал во время «куывд»-а, на столе должен быть крестообразный символ его бессмертия как Покровителя урожая. Кем-то из присутствующих было сказано о том, что в древности крест был святым символом веры в возрождение жизни, и что к тому же полагают, что он «отпугивает и нечисть». А кусок льняной ткани ( в данном случае, скатерть) расстилают, как бы, в знак благодарности за урожай прошлого года, и вместе с тем, это приношение и для умилостивления Всевышнего, которого святой Рамон должен упросить еще раз ниспослать людям в изобилии и травянистых растений для изготовления прядильного волокна. Следуя обычаю, мама с дочками накрыли стол и отошли в сторону шагов на пятнадцать, чтобы можно было слышать воздаваемые молитвы. На столе кувшин с густым квасом, треугольные пироги с начинкой из сыра, соль, блюдца с проросшими зернами и с зёрнами для поджаривания (цæкуыйæгтæ). К этому празднику испекли и пироги круглой формы с различными начинками: из зерна (задынтæ), мёда (мыдамæст), из фасоли, тыквы, капусты, картофеля, листьев свеклы, черемши, щавеля. … Почти все блюда осетинской кухни входили в ритуальное угощение, за исключением мяса, рыбы и горячительных напитков. Особый интерес мой тогда вызвал поднос, на котором были выпечные фигурки людей, земледельческих орудий, животных, птиц, деревьев. Они предназначались детям, которые по завершении праздника, могли и сами погрызть изумительной красоты фигурки, а также могли покормить животных, птиц и всякую другую живность. Помню, что все были в приподнятом праздничном настроении, но немногословны. Однако запечатлелись в памяти и сетования бабушки на то, что «некоторые обрядовое пиршество превратили в полную противоположность тому, чем оно являлось в прежнее время» и не позволила участвовать в «куывд»-е своему племяннику, уличенному в том, что за день до праздника он «пригубил» спиртное. Придирчивость ее была оправдана, — говорили о том, что «только так можно сохранить традиции». Раздумья об ушедших в мир иной, о подлинных и мнимых ценностях приводят к воспоминаниям о том, как при сборе урожая на любых плодоносных растениях (и надземных и подземных) взрослые всегда оставляли не менее трех плодов Покровителю урожаяæ как в дни, предшествующие празднику Рамона, червивые фрукты или овощи откладывали в сторону во избежание несчастного случая (ведь надкусив такой плод можно было поранить червячка)æ как не разрешалось копать землю по той же причинеæ как старательно обходили паутинки, чтобы не задеть паучка… В младшем школьном возрасте мне уже было известно, что это лишь отдельные внешние приметы проникновения древнего вероучения в нашу жизнь, и что есть еще ряд предписаний культа. Спустя годы мне стало известно о том, что появлению треугольных пирогов на ритуальных столах, наш народ обязан Рамону, что пироги такой формы – это и триипостасное выражение Бога – миротворца, и в то же время они есть символ земли, воды и небесного светила. Узнала и о том, что в дни, называемые «рæмонбонтæ», следует держать пост. «Рæмон бон» – это праздник духовного очищения. Обряды культа, носящего имя нашего прародителя справляли во всех ущельях Осетии три – четыре раза в год:
1. Весной, в марте месяце, перед тем как приступить к полевым работам (связан был и с праздником Къутугæнæнтæ).
2. Летом, в июне-июле, перед тем как браться за земледельческие орудия: перед прополкой грядок, перед сенокосом, перед уборкой овощей с подземными клубнями, перед тем как жать серпом (связан был с праздником Цыргъисæнтæ).
3. Осенью, после первых снопов или по завершении жатвы зерновыхæ или перед севом озимых (ныне празднуют в последнее воскресенье октября).
Вновь возвращаясь в далёкие 60- е годы, отмечу, что из увиденного в день праздника Рæмон бон, конечно же, особо запомнился мой двоюродный брат, с головы которого была приспущена шкура какого-то мохнатого зверя (явно не для пустой забавы). Впоследствии из разговоров старших выяснилось, что образ человека, облеченного в шкуру (или в мохнатую шапку и шубу наизнанку) – это архаичнейший элемент религиозных обрядов человечества. В данном ритуале, укутанный в шкуру, стоял с поникшей головой. По требованиям культа, воздающий молитвы (в процессе обряда) должен быть человеком честным, справедливым, трудолюбивым, не нищенствующим, пользующимся авторитетом. Учитывающие уровень его материального положения, надо полагать, исходили из той логики, что человек, сумевший оградить свою семью от бедности, сумеет и других людей оградить, воздавая в такой день молитвы от имени всего народа. За старшего на «куывд»-е был один из наших родственников. Стоя лицом на восток с чашей кваса в руках, он взывает к Богу Богов, Богу урожая Хорæрмдару и испрашивает покровительства. Просит ниспослать урожайного года, плодородияæ чтобы в меру было солнца и дождейæ просит предохранить урожай от града, спасти от засухиæ молится о мире, счастье, здоровье людей, материальном благополучии. Воздаёт молитвы и по поводу нового хранилища для зерна, затем обращается ко всем присутствующим с вопросом: «Что просите, люди?» Услышав в ответ: «Хор! Хор! Хор!», — он бросает им зерна, которые те ловят в шапки. К этому магическому действу присоединяемся и мы, то есть дети и женщины, до того стоявшие просительно сложив ладошки один на другой. Желательно, чтобы ни одно зернышко не упало на землю, поэтому мы стараемся поймать зёрна в фартуки. После каждого ответа окружающих на один и тот же его вопрос, воздающий молитву бросает зерна со словами: «Да ниспошлет нам Бог Богов много хлеба!» Или же: «Да ниспошлёт нам Хорæрмдар богатый урожай!.. Да ниспошлет нам Рамон богатый урожай!» Разбросав зерна, он произносит ещё какие – то фразы, адресованные человеку, накрытому мохнатой шкурой. Внушая нравственные правила, он еще раз задает вопрос: «Что просите, люди?» Мужчины отвечают: «Хор! Хор! Хор!» В завершении обряда льется квас на голову человека в шкуре со словами пожелания такого же изобилия урожая, как обильно льется квас по шкуре этого человека – зверя. Магическое действие преображает человека в шкуре, — приподняв голову и глотнув кваса, он всем своим видом восхваляет Бога Богов. После благополучного разрешения действа все мужчины сели за ритуальный стол, чтобы приступить к обрядовому пиршеству. Восхваление Небесных Сил сменила молитва старшего о том, чтобы во все века жива была память о корнях, о прошлом рода и чтобы потомки могли отличать достойное от недостойногоæ да чтоб помнили, во имя чего собирались за ритуальным столом предки, и постигали бы разумом смысл обрядовых действий. Каждое восхваление и мольбу все мужчины поддерживали громким восклицанием: «Оммен, Хуыцау!» При восхвалении родоначальника фамилии, старший велел подать отцу старинный лук, предназначенный для обряда поминания ставшего частью Вечности прародителя. Отец отошел от стола и встал поодаль. Стрела взвилась высоко в синь неба. После нескольких минут молчания произнесли какую-то формулу молитвы и детям раздали выпечные фигурки и зерна (цæкуыйæгтæ)… Вообще – то в день чествования культа полагается проводить и спортивные состязания, подобные тем, что называют «играми нартов». Малоподвижный образ жизни никогда нашими предками не поощрялся, — они были уверены, что укрепляться надо и духовно и физически. Но в тот весенний день (на немноголюдном, почти в семейном кругу отмечаемом празднике), к сожалению, не было даже состязаний по верховой езде. Помню, что у коновязи был привязан лишь конь моего отца (в те годы он служил в лесничестве). Скачки не могли состояться, однако всё же, к безграничной радости ребятни, отец кое- кому из ребят позволил в тот день проскакать на своём скакуне по поляне. Далее решили посоревноваться, кто дальше швырнёт камень, и дети всей гурьбой подались ближе к реке собирать камушки…По завершении обрядового пиршества, проросшие зёрна были высажены в землю. Финальный акт праздника Рæмон бон, предваряющий начало пахотных работ, обычно происходит ближе к рассвету (т.е. затемно, пока ещё не рассвело). Участвовать в нём должен лишь один человек. Это действо — наделённый неисчерпаемым смыслом магический обряд культа с исполнением танца (Рæмон кафт) — полагается видеть лишь Высшим Силам…
Нашим старшим, считавшимися христианами (поскольку они были крещены в церквах дореволюционной Осетии), родители с детских лет внушали, что надо, прежде всего, почитать и ценить древние верования предков осетин. И они почитали, ценили, с пиететом относились к священным обрядам культовых праздников. От тех старших мы и узнали, к примеру, о том, что в фольклорные сюжеты сказаний о нартах вплетались отзвуки реального прошлого, и что в героическом эпосе есть даже эпизоды, отражающие затенённые реалии, связанные с прошлым нашего рода. Оказывается, последствия убийства одного из потомков Рамона в период христианизации Алании отражены в Батразовском цикле. Аланы, художественно переосмыслив события тех лет, в своем бессмертном эпосе связывают гибель народа нартов с убийством безвинного Бурхорали – сына Бурхора (Хорæрмдара). Речь о том молодом человеке, который жизнью поплатился за то, что встал на защиту древнего аланского пантеона Богов – Покровителей. По данным эпоса, Бурхор – Покровитель урожая в наказание лишил народ нартов изобилия. По одной из версии в сцене состязаний в правдивой похвальбе Батраз говорит: «Шел я вдоль горного склона и убил семь Елиата и семь Мыкалгабырта. И сына Хорæрмдара – Бурхорали тоже я убил». А Покровитель урожая в это время прятался в пузырьке пива в большой волшебной чаше Уацамонгæ, с целью узнать кто из присутствующих убийца его сына. Услышав признание Батраза, он воскликнул: «А я-то столько дней уже ищу убийцу сына!» В отместку он решил лишить нартов ячменя. Сгрёб он рукой снизу вверх колосья, но вмешался Уастырджи: «Эй! Оставь немного для моего коня!». Покровитель урожая оставляет на стебле лишь один колосок на корм коню, а остальные уничтожает. А вот как изложено это событие во втором варианте (в цикле о гибели нартов). Нарты затеяли разговор о том, кто из них проявил большую отвагу. И тогда Батраз выложил все начистую, в том числе и о том, что он убил Али сына Бурхора. «Бурхор же не знал, кто у него убил сына, и притаившись в бражьей пене подслушал разговор. Услышав слова Батраза, он вспорхнул и умчался. После этого он лишил нартов зерна. Те ночью видят — поле жать пора, днем пойдут, а там – ничего, пусто. Нарты стали делать стрелы с раздвоенными наконечниками, пускали их в поле, а наутро собирали срезанные колосья. Потом Сатана порезала какую-то палку, посадила ее в землю, и вырос нартхор – зерно нартов… Долго (нарты) жили этим, потом Бурхор лишил их и этого зерна, и нарты погибли от голода». Эти варианты описаний событий в эпосе были для наших дедов ценным источником (нравоучительных) сведений, отражающих последствия борьбы с дохристианскими культами, в том числе и с культом Рамона. Наши деды и отцы были уверены в том, что Всевышний способен слышать молитву не только того, кто приходит в церковь или мечеть, но и того, кто на краю поля обращается с молитвой к Небесным Силам с тремя пирогами и рогом, наполненным водой. Знали они и о том, что христианская церковь, способствовавшая крушению сложившихся религиозных устоев народа, сознательно дозволяла нашим предкам все то, что было запрещено по обычаям в дни чествования культа. Скажем, Рæмон бон переименовали, — по наущению церкви его стали называть то «Уацилла», то «Хоры Уацилла»( т.е. включая в пантеон пророка Илью, прибегли к эпитету небожителей «Уац» из дохристианской религии). Однако этим не ограничились. С переименованием преобразили священный праздник настолько, что во время обрядового пиршества в день чествования культа дозволяли и араку пить, и пироги с нутряным салом есть… В общем, жертвоприношения стали поощряться и на ритуальных столах появились рыба, мясо животных и птиц. Пересмотрели и отношение к формулам молитв, в которых, прежде всего, соскоблили обращения к Рамону. Эти преобразования привели к размножению вариантов проведения праздника в честь Бога урожая. Особый интерес представляет культовое действо, возникновение которого связывают с трагическими событиями, развернувшимися на земле наших предков в годы нашествия Тамерлана. Действующими лицами действа становились исключительно женщины, которые в день чествования культа Рамона проводили обряд «къусбар» (складчина), где была задействована чаша (которая в моем представлении ассоциируется с чашей монахов для сбора подаяний). По рассказам старших, во время пагубных природных явлений семь женщин старшего возраста, облачившись в светлые одеяния из льняной ткани, обходили дома жителей аула с чашей для сбора приношений к предстоящему молебну. В день «куывд»-а эти пользующиеся общим уважением женщины вместе с другими жительницами аула (без девочек и девушек) собирались у священного места с тремя пирогами и кувшинами с водой или квасом. Собранные ими приношения доставлялись туда же, чтобы там воздать молитву Покровителю о ниспослании обильного урожая. Исключалось заклание животных ко дню женского молебна. Возвращаясь после «куывд»-а домой (в весенний или летний день), женщины могли иногда и песню спеть в честь Покровителя и сплясать. Этот обряд описан и исследователями края ХIХ века. Доподлинно известно о том, что женщины рода Рамона прибегали к исполнению этого обрядового действа (но без песен и плясок). Об этом несовместимом, казалось бы, с требованиями культа варианте я впервые услышала в 70-х г.г. Выяснилось, что в таком молебне участвовали лишь вдовы, матери и сестры погибших в годы бедствий, воин.
Да отблагодарит Всевышний тех, кто передал младшему поколению накопленные знания о ритуальной практике предков! Напрашивается сравнение с тем, что стало почти нормой современной жизни. Понятно, что некоторые почитаемые нами древние культы требуют обряда с закланием животных. Но ,помимо этого обряда, те же культы по неписаным правилам все же требуют соблюдения жестких канонов поведения при проведении обрядового пиршества. Однако почему-то священные ритуалы древних праздников (Джеоргуыба, день Хетага и др.) потеряли первоначальный смысл и превратились (в столице республики) в заурядные пирушки мужчин и женщин (?!). Ритуальная пища уплетается ими в так называемых «хæдзар»-ах под песни ресторанных звезд осетинской эстрады в живом исполнении. На этих «праздниках живота» подвыпивший старший может напористо призывать и женщин выпить по рюмке или же спеть для разгульной компании о гуляющем по Дону казаке молодом. А назавтра, протрезвев, он будет рассуждать об отражающих дух нации традициях, об «интернационализированном празднике Джеоргуыба», о падении нравов в молодежной среде. Слов нет… Участники этаких веселых шумных сборищ подобны глумящимся над религиозными традициями народа под видом чествования культа. Врезались в память слова моего случайного попутчика: «Если цель и духовное стремление собравшихся в день культа – быть услышанными, то нужно мобилизовать силу мысли и веры каждого участника обрядового застолья. За таким столом не должно быть ни женщин, ни скоморохов, потешающих окружающих выходками, потому что ритуал требует путешествия во внутрь себя. Молитвы, произносимые на осетинском языке – это священнодействие, это процедура медитативного плана и надо создать благоприятные для размышлений на высшие темы атмосферуæ как до, так и во время «куывд»-а должен происходить некий процесс через анализ человека своей жизни с позиций высших ценностей, через совесть. Это сложный процесс. Он вырабатывает иной уровень сознания…» и т.д. Говорил он и о лечебном воздействии героической песни на психику жаждущих очищения в день чествования культа: «Обрядовое застолье желательно завершать песней (в хорошем исполнении) о божествах: о тех, кто причислен к лику святых аланского и осетинского пантеона (о Рамоне, Задалесской Нана, о Хетаге, о Коста), а также о свободолюбивых героях Осетии, бросивших вызов силам тьмы…». Не вдаваясь более в подробности (да и вспомнить все изложенное невозможно), скажу коротко: я разделяю его точку зрения по многим вопросам. Например, трудно не согласиться с тем, что неуклонное снижение уровня владения осетинским языком не способствует сохранению древних культов, в ритуалах которых должны звучать формулы молитв, вобравших мудрость предков…
Религиоведы утверждают, что почти все известные человечеству древние обряды представляют в разных видах одно и то же вероучение, которое существовало до эпохи известной под наименованием «вавилонское столпотворение». Носители тайн божественных знаний проповедовали высшую мудрость лишь между совершенными. Обрывки этих драгоценных знаний передавались от одной религии к другой, оберегали от влияния сил тьмы и содействовали эволюции людских душ. Говорят, что эти тайные знания от халдеев перешли к иудеям, к древним израильтянам от египтян (через Моисея)… Но за сотни (а может и за тысячу) лет до рождения Христа, учение, существовавшее в устной традиции, исказили. Уместно вспомнить слова выдающегося ученика Спасителя – святого Павла, известные по Первому посланию к Коринфянам: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящихæ но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашейæ которой никто из властей века сего не позналæ ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы». То, что было за пределами познания евреев, сохранилось в древнейших религиях Индии. Бесценная мудрость была сохранена ими и со временем из этой страны крохи божественного знания были «доставлены» и нашим предкам. Обрывки этого знания в предписаниях культа Покровителя урожая.
То есть правила совершенствования нравственных качеств, приводимые в священных текстах индийцев, и заповеди Рамона имеют один и тот же священно-религиозный смысл и базируются на одних и тех же принципиальных положениях религиозной традиции. Обратимся к великому эпосу народов Индии «Махабхарате», запись которой в окончательном виде относят к середине I-го тыс. н.э.: «Помни, о бхарата: не существует такого, чего нельзя было бы добиться подвижничеством. Правдивость, честность, незлобивость, щедрость, сдержанность, миролюбие, отсутствие зависти, непричинение зла живому, а также чистота и смирение чувств, таковы… средства (для достижения цели) для праведных. Люди, находящие удовольствие в зле, невежды, предпочитающие окольные пути, рождаются в дальнейшем среди низких созданий и не ведают счастья». Немало веков прошло с тех пор, как вера алан в существование пантеона божеств и Творца породило идею в обожествление Рамона. Всевышний внял их мольбам, и божественная сила сохранялась в этом культе до тех пор, пока соблюдались заповеди. В годы христианизации имя Рамона старательно вымарали из истории нашей духовной культуры. То, что уцелело из его учения, разобрали, что называется «по цитатам» для осовремененных, охристианенных культов. Сменяются цивилизации, эпохи, но человечество по-прежнему живет в конфликтном миреæ по-прежнему существует и пропасть между теми официальными религиями, что угрожающе дышат в спину наших древних культов… Рæмон бон… При оценке граней этого явления, мне не под силу передать на бумаге ее этическую значимость для минувших веков. Даже если вышеизложенное воспримут как мистический бред, мой интерес к этому явлению не ослабеетæ не ослабеет и восторженное доверие к человеку, много лет назад пополнившему мои скудные знания о истории верований народов, о происхождении фамилии. Конечно, значение влияния вероучения Рамона не следует преувеличивать. Можно согласиться с мнением тех, кто считает, что древний мир предков был перенаселен Богами и реанимировать их нет смысла. Непросто, но можно попытаться понять и тех, кому «без разницы» чье имя носит день постижений высших ценностей – святого Ильи или святого Рамона. Разумеется, главное достичь должного результата при решении проблем духовного развития человека. В созданных предками праздниках культа нельзя обрести панацею от всех наших бед в современном мире, но все же следует знать о них, помнить и не скрывать от подрастающего поколения, что для осетин и их предков Рæмон бон был праздником духовного очищения и стремления приблизиться к пониманию высших религиозных истин, тайных знаний. Завершая слово о славном человеке, хочу сказать, что когда прародителя почитают как воплощение всех добродетелей – это приятно. Да и только… Некоторые родоначальники фамилий были вознесены в сонм аланских и осетинских Богов и Покровителей, но их потомкам это обстоятельство особо не облегчило земную жизньæ не стало легче и после того как обожествленных прародителей отправили в «усыпальницу Богов». Но все же… Для одних родоначальник рода – это череп и кости, а для других – высокодуховный образ, жизнь которого хочется восстановить по деталям. Если бы это было возможно. По-прежнему остается немало открытых вопросов «подающих весьма мало надежды на окончательное решение»…
Рамонова Рита 1999 год
(дополнено в марте 2010 года)
Отправить ответ